Алексей Громов: Прогнозы - не истина в последней инстанции


02.09.2013

Директор по энергетическому направлению Института энергетики и финансов Алексей Громов рассказывает о качестве прогнозирования развития газовой индустрии и делится своим взглядом на будущее газового рынка

- Алексей, первый вопрос к вам общий. Вы известны тем, что участвовали в прогнозировании развития российской энергетики и мировой энергетики. Каким вы видите изменение роли природного газа в мировой энергетике в перспективе 10-20 ближайших лет?

- Вопрос неоднозначный. Очевидно, что роль природного газа в мировом энергетическом балансе будет возрастать. И будет возрастать в широком смысле этого слова, т.е. природный газ будет активно использоваться и в качестве источника для газомоторного топлива, и будет активнее использоваться в топливно-энергетическом балансе, в первую очередь, для ухода от энергозависимости многих стран-импортеров за счет развития собственных нетрадиционных ресурсов углеводородов. Это основной тренд, который наблюдается сегодня. Говорить о том, что наблюдаемые в последнее время процессы замещения природного газа углем на европейском рынке – это долгосрочный тренд, я бы не стал. На мой взгляд, природный газ будет сохранять значимые позиции, в том числе и на европейском рынке. И, на мой взгляд, это станет всем очевидно сразу после того, как Европа завершит идущие сегодня институциональные преобразования в рамках практической имплементации «Третьего энергетического пакета».

Как только имплементация Третьего энергопакета будет завершена, как только начнется реальная диверсификация поставок газа в Европу (поставки трубопроводного газа из каспийских стран по Южному газовому коридору, дальнейшее развитие СПГ-торговли), поменяется, я уверен, и вся история с квотами на выбросы углекислого газа, благодаря которым уголь сегодня выигрывает межтопливнуюконкуренцию у газа, и природный газ снова будет на коне.

- Т.е. у европейцев политизированное отношение к газу?

- Безусловно. И в подтверждение этому можно привести бурную позитивную реакцию европейских официальных лиц на принятие инфраструктурных решений по Южному газовому коридору. Напомню, что в конце июня этого года консорциум компаний, вовлеченных в азербайджанский проект Шах-Дениз-2, наконец-то определились с маршрутом доставки каспийского газа в Европу. Председатель Еврокомиссии Баррозу на всех уровнях сказал, что это важнейший шаг для Европы. Думаю, в этом и кроется основная задача европейцев: максимально дифференцировать поставки природного газа в регион, снизить цены и минимизировать влияние России в этой сфере. Если это будет сделано, то и роль газа вернется.

- От чего газ будет отъедать свои куски в мировом энергобалансе? Произойдет ли это прежде всего за счет нефти? Неслучайно сейчас нефтяные компании говорят о том, что они превращаются в нефтегазовые, а некоторые компании напрямую говорят о том, что их больше волнует газ. Например, Shell об этом часто рассуждает. В России об амбициозных проектах заявляет компания «Роснефть». Газ будет наращивать свою долю за счет нефти или другие виды топлива тоже от этого пострадают?

- Если говорить в абсолютных масштабах, то все-таки газ в большей степени будет заменителем угля. Это актуально, в первую очередь, для стран АТР и Китая в частности, а также, с началом бурной добычи сланцевого газа, и для США.. Для КНР сегодня вопрос увеличения потребления газа напрямую связан с тем, что там действительно очень серьезно стоит экологическая проблема, которая грозит превратиться в социальную. Если раньше власти могли закрывать на нее глаза, то сегодня средний класс Китая уже просто задыхается от угольных выбросов и оказывает мощное давление на власти с целью скорейшего улучшения ситуации в этой сфере. И я рискну предположить, что рост потребления газа в стране будет выше, чем планирует сегодня китайское руководство. Это первое обстоятельство.

Второе обстоятельство: безусловно, газ будет конкурировать и с нефтью. В первую очередь, на рынке моторного топлива. Однако говорить о сегменте газомоторного топлива как о революционном на ближайшие годы пока не приходится. Все-таки рынок газомоторного топлива находится в зачаточном состоянии, и реальный прорыв можно ожидать только после 2020 г., когда будет создана в нормальном объеме необходимая инфраструктура и когда автомобили, использующие газомоторное топливо, на рынке будут действительно более привлекательными по цене и своим потребительским свойствам.

- На ваш взгляд это будет глобальный тренд – переход на газомоторное топливо? В свое время в Shell уже обсуждалась идея замены нефти как топлива, была концепция электромобилей как абсолютно глобального тренда. Т.е. мы говорим о том, что газомоторное топливо станет таким же глобальным трендом?

- Я думаю, что было бы правильнее говорить о том, что нас ждет тренд на многоукладность. Другими словами, можно ожидать рост использования всех видов топлива, которые могут заменить традиционное моторное топливо. В каких-то регионах, например, в Латинской Америке и, в определенной степени, в США (в связи с принятыми там законодательными актами в этой сфере), сохранится значение биотоплива. 

В России и Европе, очевидно, будет развиваться использование газомоторного топлива. В каких-то регионах будет использоваться что-то еще. Не исключаю, что и электромобили, и гибридный транспорт тоже найдут свою нишу.

- Что касается предложения газа и технологий, вы известны тем, что активно отстаиваете идею инноваций, в том числе и в газовой промышленности. Все говорят про сланцевый газ. Что будет с ним и с другими видами нетрадиционного инновационного газа? Насколько быстро здесь будет идти прогресс?

- Как мне видится, потребности экономики всегда подталкивают развитие технологий в том или ином направлении. Это особенно актуально на рынке энергоносителей. Поскольку сегодня энергоносители, в том числе природный газ, это дорогой энергоноситель, и страны, которые от него чрезмерно зависят (это и Япония, и Европа, некоторое время назад это были и США), ищут способы ухода от этой зависимости за счет собственных источников энергии. Если эти собственные источники относятся к источникам нетрадиционного газа, таким как сланцевый или так называемый газ плотных пород (tight gas), значит, технологии в этих странах будут соответствующим образом развиваться. Если это будут газогидраты, как в Японии, значит, будут развиваться эти технологии. В принципе, сегодня экономика порождает спрос на эти технологии. И мне кажется, что в ближайшие годы актуальность нетрадиционных углеводородов будет только возрастать.

- Какой прогноз по газогидратам? Когда это станет реальной темой?

- Мой прогноз, что газогидраты станут реальностью на рынке после 2020 г. Япония, заинтересованная в снижении цен на газ и в снижении своей энергетической зависимости от дорогого импорта, который тяжким бременем лежит на японской экономике, последовательно и очень обстоятельно занимается газогидратами. Мартовский успех применяемой в Японии технологии по их добыче показал, что страна находится на правильном пути и что коммерчески значимые результаты обязательно придут. По мнению японцев, это произойдет не ранее 2020 года, и я склонен им верить. Кстати говоря, косвенным подтверждением реальности этого прогноза, является нежелание японцев контрактовать большие объемы природного газа на период после 2020 года. Думаю, они всерьез рассчитывают на свою газогидратную программу, которая вполне способна радикальным образом изменить ситуацию на газовом рынке АТР в целом. 

- Ваше мнение относительно популярной идеи сланцевого газа. Что ждет мир с точки зрения распространения сланцевых технологий? Произойдет ли экспорт этих технологий в другие регионы?

- В последнее время тема породила очень много спекуляций. На мой взгляд, экспорта сланцевой революции из США не произойдет, потому что в США объединилось сразу несколько факторов, которые позволили сланцевому газу, сланцевым углеводородам действительно стать энергетическим ресурсом, экономически целесообразным для освоения, и занять существенную нишу в экономике. Говорить о том, что Китай обладает ресурсами, потенциально сопоставимыми с США и даже больше, это тоже не подход применительно к нетрадиционным углеводородам. Нетрадиционные углеводороды определяются не ресурсами, которые теоретически можно извлечь, а именно экономикой добычи этих ресурсов. А эта экономика в том же Китае в 2 – 2,5 раза хуже, чем экономика добычи сланцевого газа в Штатах. Если говорить про Европу, там ситуация еще хуже, поскольку помимо плохой экономики, есть протестный настрой населения против применения экологически небезопасных технологий добычи сланцевых углеводородов, реальные и мнимые экологические опасения, высокая плотность населения в потенциальных регионах добычи сланцевых углеводородов и т.д. 

Другими словами, очень много вопросов, которые не позволяют говорить о сланцевом газе как о неком спасителе, который заменит импортные энергоносители для Европы. Вместе с тем я не исключаю, что в Китае сланцевый газ пойдет. Не в масштабах США, но все-таки в значительных масштабах и прежде всего, в связи с тем, что в Китае, фактически, плановая экономика. Соответственно, если китайские власти поставят задачу развивать добычу сланцевого газа в стране, то они будут стараться ее реализовывать. Косвенным подтверждением этого является то, что последние год-полтора в юго-западных провинциях Китая открываются конкурсы на участие нефтегазовых зарубежных компаний в нефтегазовых проектах на сланцевых плеях.

Второй вопрос, который волнует сегодня многих, будут ли США крупнейшим экспортером газа? Думаю, что нет. Надо понимать, что США развитием собственной добычи сланцевого газа и сланцевой нефти решают свою внутреннюю задачу – максимально снизить, а по возможности уйти от зависимости от внешних поставщиков углеводородов. В первую очередь, это зависимость от Ближнего Востока. И они эту задачу решат. По газу они ее фактически решили. По нефти, судя по темпам развития добычи сланцевой нефти, они выйдут практически на уровень самообеспеченности уже где-то к 2020 г., если мы оставим за скобками поставки из соседних стран – Канады и Мексики, которые мы уже, фактически, считаем единым североамериканским рынком. В этой связи надо понимать, что сланцевый газ, в первую очередь, в Америке пойдет на нужды ее экономики. Избыточные объемы газа будут выбрасываться на рынок. Таким образом, можно говорить о том, что Америка в перспективе станет неким балансовым поставщиком природного газа на мировой рынок, который будет, может быть, оказывать определенное влияние на цены, регулировать пиковые потребности в различных регионах - в Азии или в Европе. Но говорить о том, что Америка будет стремиться стать сырьевым лидером, не стоит.

- Что ждет цены? Популярный вопрос: газ будет дешевым товаром или дорогим, если мы говорим про ближайшие 10-20 лет?

- Если сохранится привязка газа в большинстве контрактов к цене нефти и нефтепродуктов, которая существует до сих пор, то ценовая ситуация на рынке газа будет определяться ценовой ситуацией на рынке нефти. Но есть вероятность и постепенного отказа от нефтяной индексации газовых цен с развитием инструментов биржевой торговли и желанием многих стран организовать торговлю газом, не просто создавая газовые хабы, но и торгуя производными инструментами, такими как газовые фьючерсы, например. Такое желание высказала Япония, газовый хаб собирается создавать Сингапур и т.д. Т.е. фактически рынок газа постепенно переходит к состоянию, в котором он уже может стать самостоятельным рынком, и тогда может произойти масштабный отказ от привязки цен на газ к ценам на нефть, и это, естественно, может повлиять на ценовую ситуацию вокруг газа.

- Допустим, газ становится отдельным товаром, фьючерсы на газ, газовые биржи, а сколько будет стоить газ в этой ситуации?

- Скорее всего, я займу умеренную позицию: газ не будет таким дорогим, каким он является сегодня в большинстве случаев, потому что фундаментальных предпосылок для того, чтобы газ стоил сильно дорого, нет. Сегодня мы, фактически, находимся в избытке газа на рынке, туда планируют выйти, помимо уже известных стран, Австралия с новыми проектами, Восточная Африка, Восточное Средиземноморье. Другими словами, газ на рынке есть и его много. И существующий рынок газа вряд ли способен в ближайшее время поглотить тот объем газа, который способны газовые страны произвести. Скорее всего, мы входим в период доминирования предложения над спросом на рынке, и рынок газа будет уже не рынком продавца, а рынком покупателя. Продавцы газа будут бороться за покупателя. Эта ситуация будет оказывать понижающее давление на газовые цены.

С другой стороны, газ не будет сильно дешевым. Я могу с уверенностью сказать, что что есть определенные лимитирующие факторы, которые не позволяют говорить о том, что цены на газ будут способны длительное время удерживаться на уровне текущих цен на Henry Hub в США (порядка 140-150 долларов за кубометр). Еще совсем недавно газ там стоил меньше 100 долларов, но это было существенно ниже себестоимости его добычи. Американские компании выкручивались в тот период за счет продажи на рынке по мировым ценам сопутствующих фракций жидких углеводородов. И 140-150 долларов – это тоже, на самом деле, немногим лучше по экономике проектов, поэтому я полагаю, что справедливая цена газа или возможная цена газа в условиях его «отвязки» от цены на нефть, - это в районе 300-350 долларов за тысячу кубов.

- На некоем глобальном, возможно, сформирующемся рынке?

- Да.

- Тогда возникает вопрос: насколько эта цена интересна для российских производителей? Что ждет Россию как производителя газа? Сейчас мы видим, что, если предположить, что будет глобальный рынок и цена будет 350, то, если предположить, что в порту Токио газ будет стоить 350 долларов, то наш газ по таким ценам там просто оказаться не сможет. Что ждет Россию в ситуации цены 350 долларов за тысячу кубов?

- Я все-таки думаю, что такое ценовое равновесие в 350 долларов за тысячу кубов установится еще нескоро, и пока будут ярко выраженные региональные газовые рынки, то у нас сохранится шанс занять те ниши, которые пока еще не заняты. В частности, на рынке Азиатско-Тихоокеанского региона, который сегодня, фактически, является премиальным и наиболее выгодным рынком для нас. Там до сих пор продают газ по цене выше 500 долларов за тысячу кубометров. Это максимально высокая цена на рынке. Думаю, что России необходимо как можно быстрее выйти на этот рынок, в первую очередь, через японских и, наверное, корейских партнеров, потому что говорить о перспективах масштабных и устойчивых по объемам и цене поставок газа в КНР пока преждевременно. С одной стороны, у нас вроде бы есть совместный взаимовыгодный проект поставок газа в Китай по восточному направлению. С другой стороны, китайцев не устраивает наша ценовая политика. Поэтому мне пока трудно судить, насколько будет перспективно китайское направление для поставок российского газа. Если мы пойдем на китайские условия, это будет неперспективно. Однако и Китай никогда не согласится на российские условия. 

- Т.е. вы не думаете, что в ближайшее время будет подписан контракт с Китаем?

- Я думаю, что скорее всего будут реализованы новые российские СПГ-проекты, ориентированные на Японию.

- К какому году может сформироваться единый глобальный рынок газа?

- Все будет зависеть от ряда факторов. Во-первых, от инфраструктурных возможностей поставок газа из региона в регион. Условно говоря, сможет ли Америка играть роль балансирующего инструмента между Европой и Азией. Это будет возможно и экономически эффективно, если будет реализован проект расширения Панамского канала, потому что основные терминалы по экспорту СПГ в США находятся, я напомню, на побережье Мексиканского залива. Поэтому выполнять эту балансирующую функцию можно эффективно, только если Панамский канал будет расширен для приема супертанкеров. Это первый фактор.

Второй фактор – это темпы отказа долгосрочных контрактов от привязки к нефти, а это будет определяться уже степенью развития биржевых инструментов. В первую очередь, на рынке Юго-Восточной Азии и в Европе. Скорость этого процесса тоже будет оказывать свое влияние. Но раньше 2020 г. говорить о том, что у нас формируется по-настоящему глобальный рынок газа, который будет сопоставим по уровню сложности, по уровню интенсивности с рынком нефти, не приходится. Самый оптимистичный прогноз – 2020 г.

- Не кажется ли вам, что качество прогнозов развития энергетических рынков, газового рынка, в частности, довольно невысокое? Часто прогнозы переписываются их же авторами буквально через несколько месяцев, максимум через год. Почему нам не удается качественно спрогнозировать развитие глобальной энергетики, глобального газового рынка?

- Я думаю, причина в том, что крайне сложно прогнозировать любой процесс, когда структурная основа этого процесса претерпевает изменения. На энергетическом рынке сегодня происходят очень серьезные изменения, которые, фактически, ломают устоявшиеся ранее тренды, меняют их траектории. И, откровенно говоря, прогнозы, которые мы делаем, из «сегодня», не в состоянии учесть изменения этих трендов «завтра», и именно поэтому накапливается очень большая ошибка. Я бы призвал читателей или тех людей, которые интересуются прогнозированием, смотреть на прогнозы не как на истину в последней инстанции, а именно как на некий инструмент, который позволяет нам с позиции сегодняшнего дня заглянуть в то, что может реализоваться завтра. Но не факт, что это реализуется, поэтому к ним надо относиться как к инструменту и понимать, что в условиях нестабильности энергетических рынков степень их реализуемости и степень вероятности, достоверности низка.

- Не стреляйте в пианиста, он играет, как умеет. А как принимать инвестрешения в такой ситуации?

- А вот здесь ситуация интересная. Она связана с тем, что, как правило, прогнозы играют двойную роль. С одной стороны, они пытаются спрогнозировать, как будет развиваться ситуация. С другой стороны, они убеждают вас в том, что ситуация будет развиваться именно таким образом. И, фактически, происходит взаимозависимый процесс. Т.е. на базе определенных прогнозов принимаются те или иные решения, которые способствуют реализации этих прогнозов. Получается, что мы своими стратегическими решениями, инвестиционными решениями способствуем реализации тех или иных прогнозов. И в этой связи надо понимать, что мы не всегда зависим от прогнозирования. Фактически, мы его используем как инструмент для своих решений, а в дальнейшем это решение может повлиять на этот прогноз как в сторону его реализации, так и в сторону его нереализации.