Ведущий ученый группы инноваций и специальных исследований Geoscience Australia Алексей Гончаров рассказывает об австралийских газовых проектах
Что такое Geoscience Australia?
Geoscience Australia – специализированное агентство Правительства Австралии в составе Департамента Ресурсов, Энергии и Туризма (РЭТ). Мы уполномочены предоставлять самую разнообразную информацию в сфере наук о Земле нашему правительству, компаниям и другим заинтересованным организациям и лицам. Мы, среди прочего, призваны способствовать глобальной привлекательности Австралии в области поисков месторождений полезных ископаемых, рациональному природопользованию и охране окружающей среды. В число моих должностных обязанностей в Geoscience Australia входит продвижение достижений австралийской геологии и геофизики и планов наших работ в сфере энергоресурсов российским компаниям. Хочу сразу оговориться, что как государственный служащий я имею определенные ограничения на публичное высказывание своего мнения по ряду вопросов. Мои ответы на некоторые Ваши вопросы не обязательно отражают точку зрения Geoscience Australia и нашего Правительства.
У Австралии довольно амбициозная программа развития производства СПГ. Какие объемы Австралия действительно готова предложить на рынок в 2020 и в 2030 годах?
В 2012 году в Австралии опубликованы официальный энергетический доклад («Energy White paper 2012») и «Оценка ресурсов газа 2012». Эти документы можно найти по адресам:
http://www.ret.gov.au/energy/Documents/ewp/2012/Energy_%20White_Paper_2012.pdf
https://www.ga.gov.au/products/servlet/controller?event=GEOCAT_DETAILS&catno=74032
В первом документе правительство Австралии заявляет о намерениях играть ключевую роль в энергоснабжении Азии, особенно газом. В соответствии со стратегическими планами уже к 2018 году Австралия выйдет на уровень годового производства сжиженного природного газа (СПГ) в 80 млн. тонн. К 2020 году прогнозное производство СПГ составит 110 млн. тонн. Сколько этого газа будет предложено на экспорт?
Если основываться на проектах, которые утверждены или уже строятся, экспорт СПГ из Австралии, составлявший 18.9 млн. тонн в 2011 г., достигнет 63 млн. тонн в 2017 году.
Полезно сравнить эту цифру с 40-50 млн. тонн, каковые могут быть предложены на экспорт американскими компаниями к концу нынешнего десятилетия. Это – оценка специалистов австралийских компаний Santos и Woodside. Итак, 63 млн. тонн экспорта СПГ из Австралии к 2017 году против 40-50 млн. тонн из США к 2020 году. Неудивительно, что уже высказываются предположения о том, что к 2018 году Австралия станет крупнейшим в мире экспортером СПГ.
Теперь о более отдаленной перспективе. Надо прямо сказать, что она значительно менее определенна и в какой-то степени зависит от того, что будут предлагать на рынок наши конкуренты. К 2035 году Австралия, за счёт традиционных и нетрадиционных источников, в сумме, намеревается добывать 210 млрд.куб.м газа. Вроде бы не так уж и много по сравнению с известной мне цифрой 655 млрд.куб.м, добытых в 2012 году всеми российскими компаниями в сумме. Но важно посмотреть на то, что будет дальше происходить с СПГ.
По сегодняшним оценкам 68% всего газа производимого в Австралии в 2035 году будет предназначено для экспорта в форме СПГ. Этот экспортный объём оценивается в 107 млн. тонн.
Подчеркну, что наш СПГ будет производиться из традиционного газа, добываемого на северо-западе Австралии, а также (с середины текущего десятилетия) из газа угольных пластов (шахтного метана) производимого в Квинсленде, на востоке страны. Правительство Австралии считает, что подтвержденных запасов газа у нас достаточно достаточно для поддержания проектного внутреннего потребления и экспорта по меньшей мере до 2035 года.
Какие проекты про производству СПГ в Австралии кажутся Вам наиболее интересными?
Они все интересные. Семь из десяти крупнейших мировых СПГ проектов строятся у нас.
Отмечу следующие три, которые, с моей точки зрения, представляют наибольший интерес для российских газовиков:
Строящийся на северо-западном шельфе проект Горгон. Там значительные ресурсы традиционного газа, около 1.1 триллиона куб.м. Это - совместное предприятие Chevron, ExxonMobil, Shell, Osaka Gas, Tokyo Gas и Chubu Electric Power Company. Первоначально планирется три цепочки с объёмом производства 15 млн. тонн в год. Завод строится на острове Барроу. Строительство началось 1 декабря 2009 г. Первый СПГ ожидается в 2015 г. Поставки будут в Японию, Корею, Китай и Индию. Из-за высокого содержания двуокиси углерода в добываемом газе там будет действовать крупнейший в мире проект по захоронению двуокиси углерода.
Далее проект компании Shell - месторождение Prelude в бассейне Брауз на северо-западном шельфе с суммарными запасами около 84 млрд.куб.м газа. Расположен в 450 км от ближайшего населенного пункта на побережье. Проект интересен тем, что СПГ будет производиться на плавучем заводе длиной 488 метров и шириной 74 метра. При полной загрузке этот «корабль» будет весить 600 тыс.тонн, - в шесть раз больше, чем крупнейший современный авианосец. На борту этого «корабля» будет производиться 3.6 млн. тонн СПГ ежегодно, начиная с 2016 года.
Интересен и Australia-Pacific. Это проект в Квинсленде, на восточном побережье Австралии. Этот проект, в отличие от предыдущих двух, ориентирован на газ из угольных пластов. Запасы оцениваются в 336 млрд.куб.м. Это - совместное предприятие Origin Energy, ConocoPhillips, China Petrochemical Corporation (Sinopec). Первоначально строится две цепочки с объёмом производства 9.0 млн. тонн в год. Первый СПГ будет произведен в 2015 г. Заключены контракты на поставку в Китай.
В связи с чем стал возможен столь быстрый рост добычи газа в Австралии? Ведь у Австралии нет больших запасов традиционного газа. Добываемый в Австралии газ относится к категории нетрадиционного. Это прежде всего шахтный метан. Почему именно сейчас произошел прорыв?
Сначала прокомментирую ситуацию с запасами традиционного и нетрадиционного газа в Австралии по данным Geoscience Australia и Бюро по Экономике Ресурсов и Энергии (BREE) за 2012 год. Общие запасы традиционного газа оцениваются в 4.7, шахтного метана в 6.6, сланцевого газа в 11.1 триллионов кубометров.
Таким образом, наибольшие запасы приходятся на долю сланцевого газа. Австралия по этому типу сырья отстаёт от США с запасами в 18.9 триллиона кубометров, но опережает Россию (8.0 триллионов кубометров – по моим, возможно, мало надёжным данным). Но важно понимать, что это – потенциальные ресурсы, а не экономически доказанные запасы.
В смысле категорийности запасов ситуация с шахтным метаном лучше. Из указанных 6.6 триллионов кубометров 2.6 (в сумме) приходятся на категории экономически доказанных и субэкономических. Много это или мало? Если сравнить с известной мне цифрой (не поручусь, насколько она верна) запасов Штокмановского газо-конденсатного месторождения в 3.9 триллионов кубометров, то немало. Не забудьте, что австралийский шахтный метан в значительной степени сосредоточен в солнечном Квинсленде с развитой инфраструктурой, а не за полярным кругом!
Теперь относительно быстрого роста добычи, и почему прорыв произошел именно сейчас. Короткий ответ – накопилась критическая масса факторов. Это – результат координированных усилий правительства, учёных, высоко профессиональных геологов и геофизиков, частного сектора.
В первую очередь, Австралия сумела стать весьма привлекательной для иностранных инвесторов в сфере энергоресурсов. На нашем рынке присутствуют все крупнейшие мировые нефтегазовые компании, за исключением российских.
Во-вторых, надо отметить, что в открытии нетрадиционных углеводородов в Австралии ключевую роль сыграли малые компании. Сейчас идёт процесс перехода их лицензий или вхождения в их доли более крупных игроков с большими финансовыми возможностями.
В-третьих, я не могу не отметить роль моей организации - Geoscience Australia в обеспечении глобальной привлекательности Австралии в области поисков месторождений полезных ископаемых. В соответствии с мандатом нашего правительства мы бесплатно (или с оплатой стоимости носителя информации, например, магнитной ленты) предоставляем широчайший круг геологических и геофизических данных (включая скважинные данные и данные сейсморазведки) нашим клиентам для того, чтобы стимулировать соревнование за наши поисковые лицензии. После того как эта политика была принята несколько лет назад, количество участников конкурсов на право получения лицензий многократно увеличилось. Мы, надеюсь обоснованно, гордимся тем, что лицензионная активность в Австралии сегодня находится на рекордном уровне: австралийским правительством выдано 209 поисковых лицензий, 88 лицензий на производство углеводородов, 45 лицензий на сохранение доказанных ресурсов для последующей разработки, 69 лицензий на трубопроводы, и 2 лицензии на инфраструктуру.
Наконец, есть ещё один очень важный момент. Австралия по многим показателям - от климата до межнациональной толерантности - очень комфортная для жизни страна. Мало кому, приехавшему сюда работать по кратковременному контракту, захочется уезжать обратно. Думаю, что активное присутствие всех мировых энергетических компаний в Австралии отчасти связано с тем, что их сотрудникам нравится здесь жить и работать.
В России к Австралии приковано повышенное внимание. Ряд экспертов видит в Австралии угрозу наших планам развития СПГ-бизнеса. Другие указывают на слишком высокую себестоимость австралийских проектов. Говорится, что цена австралийского СПГ будет от 10 (метан угольных платов) до 12 (шельф) $/MMBTU при доставке в японские порты. Ваша оценка себестоимости производства газа в Австралии?
Повышенное внимание? В Австралии это российское повышенное внимание пока, увы, не заметно. Поясню. Вот совсем недавно норвежская Statoil приняла решение увеличить свою долю в лицензиях на поиски сланцевого газа в Северной Территории Австралии. Программа работ стоимостью 50 млн. долларов рассчитана на два года и перейдёт к Statoil от её меньшего партнёра Petro Frontier. Как я уже сказал, это – часть типичного процесса передачи интересов от малых компаний к большим.
Или другой пример. Недавно британская BG Group продала четверть своего значительного СПГ проекта Curtis в Квинсленде за 1.9 млрд. долларов. Кому бы Вы думали? Китайской CNOOC! В результате CNOOC увеличила свою долю в этом проекте с 10 до 50%. BG Group также объявила о новом контракте на поставку СПГ в Китай в объёме 5 млн. тонн ежегодно, частично за счет СПГ с этого самого завода Curtis.
Вот Статойл и CNOOC действительно могут утверждать, что они проявляют повышенное внимание к Австралии!
Теперь относительно себестоимости производства СПГ в Австралии. Такая оценка находится за пределами моей компетенции. Заинтересованным российским компаниям следует обратиться в АРРЕА – Австралийскую Ассоциацию по разведке и добыче углеводородов (Australian Petroleum Production and Exploration Association), или к независимым экспертам, если такие существуют.
Моя принципиальная позиция по этому вопросу заключается в том, что пока есть очень мало опыта эксплуатации нетрадиционных ресурсов нефти и газа для надежных долговременных оценок себестоимости такого производства. Компаниям, в том числе российским, надо понять, что австралийский газовый успех сегодня (я подчеркиваю, - сегодня) совершенно реален. Но нужно определиться с мерой риска, которую они готовы принять, входя в австралийские проекты. Сколько денег компания готова потерять, если проект окажется коммерчески невыгоден – это на одной чаше весов. А на другой чаше весов – приобретенный личный и корпоративный опыт в этой новой и бурно развивающейся сфере. Да, приобретение этого опыта может привести к финансовым потерям в краткосрочной перспективе, но предохранит от больших потерь в будущем. Уверен, что только так можно будет сделать собственные долговременные оценки себестоимости производства нетрадиционного газа. То есть, своего рода «курсы повышения квалификации» с негарантированной окупаемостью цены курсов в короткой перспективе. В идеале «слушателями» этих курсов должны быть молодые специалисты, с незамусоренными экономической пропагандой мозгами.
К примеру, на конференции АРРЕА в мае этого года в Брисбене высказывались опасения, что Австралия может потерять около 100 миллиардов долларов (что австралийских, что американских – в мае курсы этих валют были близки к паритету) за счет нереализованных проектов по СПГ, которые уйдут в Восточную Африку и Северную Америку, если затраты на австралийские проекты не будут снижены. Реальны ли эти опасения? Нельзя на этот вопрос ответить, не имея собственного опыта работы в этой сфере. А где же такой опыт приобретать российским компаниям, у которых пока его, если я правильно понимаю, мало? У Австралии в этом отношении есть ряд преимуществ (я их пытался охарактеризовать выше) перед другими странами, активными в области производства СПГ и в проектах поисков и добычи нетрадиционного газа.
Как говорил, один известный литературный герой, надо постараться «составить какой-нибудь план на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу». Посмотрим с этой точки зрения на Китай, который является нашим крупнейшим торговым партнером. Известно, что Китай заинтересован в трубопроводных поставках газа из России. Известно, что Россия может предоставить значительный объём газа Китаю таким путём. Но китайские компании, как я уже говорил, активно заключают контракты на поставку СПГ из Австралии, и, более того, стремятся войти в долю в проекты, связанные с поисками и разработкой нетрадиционного газа. Диверсификация с целью обеспечения надёжности поставок? Безусловно, но не только. Вероятно, у наших китайских партнёров есть основания полагать, что запасы сланцевого газа на их собственной территории весьма значительны, и они хотят приобрести самостоятельный опыт в этой сфере. Они уже «записались» на те самые «курсы повышения квалификации». Я могу ошибаться, но мне кажется, что китайские партнёры в выстраивании своей энергетической политики не сильно беспокоятся о краткосрочном прогнозе себестоимости добычи. По-моему, в данном случае наличествует тот самый «план на смехотворно короткий срок ... лет в тысячу». И написан этот план явно не дьяволом.
В России очень популярна теория «ресурсного проклятья». Нас уверяют, что сырьевой комплекс приводит к деградации обрабатывающей промышленности, лишает страну шансов на инновационное развитие, так как сырьевые сектора забирают лучше кадры и формируют рентоориентированную модель социального поведения. Но Австралия, как и Россия, также делает ставку на сырье. Говорят ли в Австралии про «ресурсное проклятье»? Про то, что нужно развивать не газовые проекты, а делать ставку только на несырьевые производства? Каково отношение общества к газовому рывку?
Во-первых, на основании австралийского опыта я не склонен считать, что сырьевой комплекс лишает страну шансов на инновационное развитие. Опасность такого поворота событий действительно существует, но грамотная макроэкономическая политика позволяет с этим справиться. Если, конечно, финансовая система страны здорова. Финансовая система Австралии избежала некоторых, скажем мягко, неприятных катаклизмов, с которыми столкнулись многие другие страны в последние годы. У нашего резервного банка (RBA – Reserve Bank of Australia) сохранилась свобода маневра для снижения кредитных ставок, что считается важным для поддержания обрабатывающей промышленности в периоды, когда сырьевой сектор «перегревается».
У меня нет достаточного собственного экономического опыта, чтобы высказать какие-то независимые оценки относительно способности Австралии избежать «голландской болезни», или «ресурсного проклятия» в Вашей терминологии.
Действительно, некоторые эксперты считают, что экономика Австралии демонстрирует легкие симптомы «голландской болезни». Начиная с 2002 года, австралийский доллар неизменно укреплялся против американского, за исключением периода острой фазы так называемого мирового финансового кризиса в 2008 году, и за исключением последних трех месяцев. Это усиление, среди прочего, обусловлено большими иностранными инвестициями в добывающий сектор, и сопутствующим профицитом торгового баланса. Считается, что условия, с которым столкнулись компании, не связанные с добычей сырья, остаются очень тяжелыми для них по мере того как высокий курс национальной валюты оказывает давление на отрасли, конкурирующие с импортом, а также ориентированные на экспорт. Особенно тяжелая ситуация наблюдается в строительстве, промышленности и розничной торговле. В таких условиях применяется дополнительное стимулирование экономики за счет недорогих кредитных ресурсов при уровне инфляции вдвое ниже целевого (с точки зрения Резервного Банка). Считается, что с «голландской болезнью» можно эффективно бороться только на ранних стадиях, что, по мнению некоторых специалистов, и происходит в Австралии достаточно неплохо.
С другой стороны, бывший член управляющего совета Резервного Банка профессор МакКибин в мае этого года высказал мнение, что наше правительство «промотало» доходы от ресурсного бума на необоснованные сокращения налогов, подачки избирателям и подпитку неэффективных автомобилестроителей и производителей подводных лодок. Несмотря на общий критический тон его замечаний, он всё же признал, что правительство пыталось стимулировать несырьевой сектор в период, когда он оказался в неблагоприятной ситуации.
Как я сказал, высказать собственное независимое мнение относительно того, кто более прав в этой дискуссии мне сложно. Я склоняюсь к неоригинальной мысли, что не сырьевого сектора экономики следует опасаться как такового, а неэффективного использования полученных за счет него (в периоды расцвета) средств.
Отношение общества к газовому рывку довольно спокойное. Австралийское общество вообще достаточно терпимо. Австралию называют «везучей страной» («lucky country»). Здесь не было ни революций, ни массовых репрессий, ни кровопролитных войн на собственной территории. В результате, австралийцев трудно вывести из состоянии равновесия какими-то экономическими или политическими турбуленциями. Даже вполне реальные опасения относительно экологической безопасности проектов по добыче газа угольных пластов в Квинсленде пока не привели к массовым митингам протеста.
Многие австралийские проекты очень сложны с технической точки зрения. Это весьма важно для российского читателя - прежде всего для понимания того факта, что современный ТЭК не только не чужд инновациям, но даже стимулирует их. Какие прорывные технические решения, применяемые на австралийских газовых проектах, Вы бы выделили?
Я полностью согласен с тем, что современный ТЭК не чужд инновациям и даже стимулирует их. Возьмите строительство СПГ-газовозов, или, тем более плавучих заводов по производству СПГ. Чем это не технологические прорывы? А перевод транспорта на газ в результате увеличившейся доступности этого топлива с сопутствующим развитием автомобилестроения?
Для Австралии очень актуальна тема захоронения двуокиси углерода. В основном это связано с тем, что почти 80% нашей электроэнергии в настоящее время производится за счёт сжигания бурого угля с соответствующими неблагоприятными последствиями для атмосферы. Правительство приняло ряд мер для того, чтобы эту ситуацию улучшить. Проекты по добыче газа с высоким попутным содержанием двуокиси углерода находятся в поле пристального внимания Правительства. Например, проект Горгон, о котором я уже говорил, инвестирует 2 миллиарда австралийских долларов в разработку и строительство (технологический прорыв!) крупнейшего в мире предприятия коммерческого масштаба по закачке двуокиси углерода под землю на острове Барроу. Это позволит сократить выбросы двуокиси углерода в атмосферу в пределах от 3.4 до 4.1 миллионов тонн в год, и создаст рабочие места. Как говорилось в советские времена, технология на службе человека. Только не советского человека в данном случае.
Ещё на тему технологических прорывов. Мне трудно, глядя из Австралии, убедить себя в том, что проект транспортировки СПГ с завода на российском Ямале (Новатэк с партнерами) по северному морскому пути через Берингов пролив в страны Азии, оправдан в смысле экономических, логистических и природоохранных рисков. Но возможности сопутствующего технологического развития (газовозы ледового класса) и в целом развития портов по трассе северного морского пути бесспорны.
Россию многие обвиняют в проявлении так называемого ресурсного национализма. А какие основные правила работы нерезидентов в Австралии? Приветлив ли зеленый континент для иностранных инвесторов в газовые проекты?
Никогда не мог понять, почему Австралию называют зелёным континентом. 20% территории Австралии - это пустыня, красно-желтая земля. Леса занимают 14%, причем леса очень светлые. Эвкалипт - типичное дерево Австралии, у него листья серовато-бледно-зеленого цвета. Так что Австралия, скорее, красный континент. Это хорошо видно, когда летишь над ней самолетом.
Ресурсный национализм абсолютно чужд красному континенту. Мы приветствуем иностранные инвестиции с целью ускорить экономический рост, развивать конкурентоспособные отрасли и увеличить занятость рабочей силы. Иностранным инвесторам обеспечен стабильный и эффективный режим регулирования энергетического сектора. В результате, Австралия располагает ресурсно-энергетическим сектором мирового класса, привлекающим инвестиции со всего мира.
У нас есть некоторые специальные условия (их неправильно называть ограничениями) для инвестиций, исходящих от структур иностранных правительств, или структур непосредственно подконтрольных им. Все вообще иностранные инвестиции (даже со стороны частного сектора) в объёме более 15% стоимости проекта, или более 244 млн. австрал. долларов в денежном выражении, должны быть разрешены Комиссией по иностранным инвестициям (FIRB). В случае инвестиций структурой иностранного правительства объём инвестиций не имеет значения: они все должны пройти процедуру FIRB. Не пугайтесь. Посмотрите на перечень иностранных компаний, который я приводил, отвечая на ваш второй вопрос о наиболее интересных СПГ проектах. Среди прочих Вы увидите там и китайскую Sinopec со значительным государственным присутствием. Российские «Норильский никель» «Русал», хотя и негосударственные структуры, в своё время с успехом прошли процедуру FIRB для того, чтобы начать бизнес в Австралии.
Всё это касается только вхождения в долю в существующих проектах. Присуждение же лицензии на право поисков и разведки месторождений по результатам открытого конкурса не требует прохождения процедуры FIRB ни от кого.
Как бы вы оценили налоговый режим в газодобывающих проектах в Австралии?
Как весьма благоприятный. Опять же посмотрите на количество участников конкурсов на получение наших лицензий. Вряд ли бы они стали так активно соревноваться за эти лицензии, если бы налоговый режим был неблагоприятен.
Если кратко, соответствующая налоговая схема (Petroleum Resource Rent Tax) распространена с 1 июля 2012 года на все наземные и шельфовые проекты. Налог составляет 40% от прибыли. Производится зачет относительно 30% общего налога с компаний. Налог применяется к совокупной прибыли за счет всех типов углеводородов, включая сырую нефть, конденсат, сланцевый газ, природный газ, сжиженный нефтяной газ (LPG) и этан.
Я не хочу сейчас входить в более тонкие детали, они могут показаться довольно сложными. Но это – жесткие и прозрачные правила. Надо потратить время и понять, как налоговый режим работает на бумаге. И можно быть уверенным, что в жизни он работает точно также. Полезно иметь в виду, что для проектов на суше схема налогообложения устанавливается законами штатов и территорий (в Австралии шесть штатов и три материковых территории), а проекты на акваториях облагаются налогом по единому федеральному законодательству. Федеральные воды начинаются за пределами трёх морских миль от побережья.
Какую модель отношений России и Австралии в сфере энергетики вы видите? Ведь вроде бы мы конкуренты? Есть ли у нас возможности для кооперации?
Безусловно модель, основанную на добросовестной конкуренции и экономическом прагматизме. С моей точки зрения, российские компании пока убедительно проигрывают австралийским в конкуренции за азиатский рынок СПГ. Да и не только за азиатский. Насколько я знаю, Газпром недавно проиграл австралийской Woodside в получении 30-процентной доли в израильском газовом проекте Левиафан. Газ этого месторождения Woodside намеревается поставлять в Европу в виде СПГ. За своё участие в этом проекте Woodside собирается заплатить 2.5 миллиарда долларов. Аналитики Блумберг утверждают, что Газпром сделал одну из самых больших ставок на торгах, и, тем не менее, проиграл австралийской компании, которой было отдано предпочтение из-за её опыта в производстве и поставках СПГ. Это - тревожный сигнал для российских компаний, и ещё одно подтверждение тому, что российским компаниям есть к чему присмотреться в Австралии.
Я с удовлетворением отмечаю, что заместитель председателя Правления «Газпрома» господин Медведев в начале июня заявил на пресс-конференции, что «Газпром» изучает возможность вхождения в зарубежные проекты по производству СПГ в качестве инвестора, и хочу надеяться, что Австралия находится в поле зрения «Газпрома» с этой целью.
Возможности же для кооперации огромны. Особенно с учетом того, что пока уровень кооперации крайне низок. Китай, как я уже говорил, является главным торговым партнером Австралии с ежегодным объёмом экспорта из Австралии около 77 и импорта в Австралию около 43 млрд. австралийских долларов. Для сравнения аналогичные цифры для России пока составляют лишь 0.9 и 1.0 млрд. австрал. долларов соответственно. Явно есть куда расти!
Далее, в отличие от газа, Австралия уязвима по запасам нефти. Мы всё больше зависим от импорта этого типа сырья. Недавно закончившаяся финансированием программа поисков новой большой нефтяной провинции (Big New Oil Program) пока (пока!) не привела к открытию новой крупной нефтяной провинции в Австралии. Рискну предположить, что может оказаться привлекательным вариант вхождения австралийских компаний (не могу даже предположительно называть каких конкретно) долевым участием в российские нефтяные проекты в обмен на долевое участие российских газовых компаний (не мне судить каких) в австралийские проекты по сжиженному газу.
Начинать надо с простых и недорогих шагов. Учитывая заявленные недавно на высшем политическом уровне намерения России о смещении вектора её политики в Азию, кажется целесообразным регулярное (я подчеркиваю, регулярное) участие представителей российского нефтегазового сектора в международной конференции APPEA (Австралийская Ассоциация по разведке и добыче углеводородов). Именно на этой конференции объявляются участки, ежегодно выставляемые нами на конкурс поисковых лицензий. Именно там происходит первое прощупывание намерений конкурентов. Конференция APPEA – крупнейшая ежегодная нефтегазовая конференция в южном полушарии. В ней регулярно принимают участие свыше 3000 делегатов, включая высших руководителей энергетических компаний и профильных министров. Следующая такая конференция будет происходить 6 – 9 апреля 2014 года в Перте, нашей «нефтегазовой столице», расположенной в Западной Австралии.
В заключение, хочу поблагодарить Вас за очень интересные вопросы. Они меня самого заставили кое-что переосмыслить. Отмечу, что опасения российского энергетического диктата, вероятно, существуют в некоторых австралийских кругах. Тем более важно наладить полномасштабный энергетический диалог между Россией и Австралией. Австралия и Россия могут стать газовыми соперниками с большей или меньшей степенью добросовестности соперничества, но в идеале должны бы стать углеводородными союзниками! В смысле общегосударственных подходов это кажется вполне достижимым, а дальше уж пусть отдельные австралийские и российские компании добросовестно соревнуются друг с другом.